Геродот – отец европейской истории. Отец истории Геродот

«Отец истории» - прозвище, которое известный римский оратор и философ Цицерон дал знаменитому греческому автору Геродоту. Это определение настолько точно выражало суть творческой деятельности этого человека, что закрепилось за ним окончательно. Такой своеобразный титул был дан ему не случайно. Геродот по праву считается основателем историографии как науки. Кроме того, его знаменитое сочинение, посвященное ходу греко-персидских войн, является первым крупным дошедшим до наших дней литературным прозаическим произведением, которое оказало огромное влияние на мировую прозу.

Ранняя традиция историографии

Вопрос о том, кого и почему называли «отцом истории» следует рассматривать на вводных уроках, чтобы школьники сразу запомнили, как вообще возникла историческая наука. Здесь следует отметить, что до появления на свет знаменитой книги Геродота в Греции существовала давняя традиция записей событий. Людей, которые занимались фиксацией наиболее значимых происшествий Эллады, называли в древности логографами. Именно их сочинения и повлияли на становление Геродота как первого историка. Сведений о его биографии сохранилось очень мало.

Происхождение

По мнению большинства ученых, он родился примерно в 425 году до н. э. Родиной Геродота был малоазийский город Галикарнас, основанный греческими колонистами. Сохранились известия, что его ближайший родственник (дядя или двоюродный брат) считался знаменитым поэтом. Таким образом, литературный труд являлся семейной традицией.

Начало путешествий

Будущий «отец истории» занимал активную гражданскую и политическую позицию. Известно, что он принял участие в борьбе против местного тирана, в которой погиб его дядя.

Перипетии интриг вынудили Геродота покинуть родину и отправиться в странствия. Впрочем, жажда к путешествиям пробудилась в нем очень рано, еще в детском возрасте, когда он наблюдал за кораблями, которые прибывали в галикарнасский порт с Востока и Запада. Геродот отправился на остров Самос, который в 5-м веке до н. э. являлся одним из наиболее развитых античных государств. Тот, кто впоследствии остался в памяти потомков как «отец истории», был человеком любознательным и предприимчивым по натуре. Он изучил местные обычаи острова, его политическую обстановку. Автор составил рассказ о гибели местного тирана, сопроводив его важными подробностями. Геродот ценил то гостеприимство, которое ему оказали жители этого маленького государства и навсегда сохранил любовь к острову, который вскоре покинул в поисках новых впечатлений.

Первый район путешествий

При объяснении учащимся, кого называли «отцом истории», необходимо объяснить, каков вклад этого человека в науку. Геродот не просто фиксировал увиденное и услышанное, но исследовал полученные сведения, подвергал их элементарному критическому анализу. Главным предметом его интересов был Восток. Поэтому вначале он отправился в финикийский город Тир. Так началось его знаменитое путешествие, которое длилось около десяти лет.

Особенно привлекал историка Египет с его давними культурными традициями. Побывав в этой стране, он тщательно изучил историю фараонских династий, пользуясь услугами местных греков-переводчиков и жрецов, которые, как известно, являлись хранителями знаний. Автор собрал много сведений об этой стране, так как пребывал в ней довольно долгое время: известно, что он даже поднялся вверх по Нилу.

Второй район

Геродот - «отец истории» продолжил свое путешествие по странам Востока. Он ездил по территории Малой Азии, посетил район Северного Причерноморья. Последнее обстоятельство особенно важное для отечественной историографии, так как в своем труде автор описал народы, проживавшие в данном регионе, среди которых - протославяне и славяне. Геродот дошел до устья Днепра, которое, как известно, было местом расселения этих народов.

Третий район

Греческий «отец истории» также проявил особенный интерес к Балканскому полуострову и греческим городам, расположенным на островах. Он объездил полуостров, описал людей, назвал памятники архитектуры, которые ему пришлось увидеть. Историк интересовался всеми районами Греции, посетил Пелопоннес, был и на севере указанного района.

Не оставил он без внимания и северные части полуострова: Македонию и Фракию. К первой стране автор проявил особенную симпатию: он подробно описал становление местной династии. Уже в 40-х годах 5-го века до н. э. Геродот читал отрывки своей истории в Афинах, за что получил специальную награду.

Политическая деятельность

Историк вошел в круг знаменитого правителя Перикла, который стремился упрочить позиции Афинского морского союза. В рамках этой политики Геродот и ряд других известных деятелей приняли участие в основании колонии Фурии.

Вскоре в этом городе началась борьба партий: проафинской и проспартанской. Возможно, именно поэтому название колонии не встречается в сочинении Геродота, хотя он хорошо знал эту местность. Известий о смерти знаменитого автора не сохранилось. Некоторые историки считают, что он покинул Фурию, вернулся в Афины, где был очень известен, и в этом городе умер примерно в 425 году до н. э.

Вклад в науку

Геродота называют «отцом истории» за то, что он заложил основы исторического знания. Этот историк первый среди современников применил методы элементарного научного анализа при написании своей книги. Собирая этнографический, мифологический, антропологический материал, он обрабатывал его, систематизировал, подвергал критике, располагал в хронологической последовательности.

Эти методы приближают его труд к научному сочинению. Вводя новые данные в свое сочинение, он тщательно его проверял, хотя приемы этого автора в настоящее время могут показаться примитивными. Так, рассуждая о достоверности того или иного источника, Геродот часто основывался на своем собственном опыте. Впрочем, используя мифологические данные, историк исходил из того, что в этих произведениях в искаженном виде отразилась реальность. Многие исследователи отмечают, что Геродоту был присущ скептицизм, несмотря на то что он часто описывал фантастические истории в своей книге. Однако по сравнению с работами логографов произведение Геродота отличается большей логичностью, что дало основание называть его основателем истории как науки.

Текущая страница: 1 (всего у книги 52 страниц)

Шрифт:

100% +

Геродот
История Древней Греции

Серия «Иллюстрированная история»

© Ф. Мищенко, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Геродот (около 484 г. до н. э. – около 425 г. до н. э.) – древнегреческий историк, автор первого сохранившегося полномасштабного исторического трактата «История», еще в древности причисленного к выдающимся произведениям историографии. На основе различных документов, собственных богатых жизненных наблюдений, рассказов очевидцев, трудов предшественников, легенд, мифов, преданий Геродот создал цельное и глубокое произведение, в котором документальность гармонично сочетается с художественностью.

Грандиозный труд стал первым подлинно историческим произведением и дал право автору на почетное имя «отца истории».

Наставнику своему, Андрею Даниловичу Юркевичу, учителю гимназии, с признательностью посвящает автор и переводчик

Геродот и место его в древнеэллинской образованности

Современная наука может смело гордиться тем, между прочим, что ей удалось открыть истину там, где почтенный эллинский исследователь вынужден был довольствоваться лишь ловким опросом сомнительных свидетелей и сличением их небрежных и невежественных показаний.

Дж. Магаффи. История классического периода греческой литературы

I

В истории не одной только эллинской, но вообще европейской образованности Геродот занимает выдающееся место. Он стоит на перепутье двух настроений общественной мысли: скептицизма, свободной критики, деятельной любознательности, с одной стороны, легковерия и благоговейного отношения к унаследованному от предков достоянию – с другой. Кроме того, в труде Геродота отразились ярко и в изобилии те свойства эллинского ума и характера, благодаря которым древняя Эллада сделалась на многие века наставницей человечества как в области искусства и науки, так и в сфере общественных и политических отношений. По всей справедливости Геродота можно считать одним из наиболее типичных представителей не только историографии, но известного периода умственного развития вообще. В настоящем предисловии мы желали бы выяснить для читателя положение Геродота в истории древнеэллинской литературы в связи с другими сторонами жизни его современников.

Марк Туллий Цицерон

Прежде всего заметим, что почетное звание «отца истории», присвоенное Геродоту Цицероном и сохраняемое за ним до наших дней, может быть удерживаемо лишь с значительными оговорками. Во-первых, в последовательном развитии эллинской историографии ему принадлежит скорее серединное, центральное, а ни в каком случае не передовое положение. Действительно, историки, по времени следовавшие за ним в различных направлениях, могли находить у него и исходные пункты, и отчасти руководящие приемы для собственной литературной деятельности, но вместе с тем труд его представлял собою лишь наиболее выдающееся, почти единовременное явление в целом ряде более или менее удачных и талантливых опытов истории. В числе этих последних были и географико-этнографические, и исторические сочинения милетянина Гекатея, человека обширной учености и с несомненной наклонностью к критике народных преданий и действительных житейских отношений. Вот почему известный дублинский профессор Магаффи полагает, что Гекатей Милетский имеет гораздо больше права, нежели кто-нибудь, называться отцом эллинской истории. Другой английский ученый, Мьюр, замечает, что с Геродотом из-за титула «отец истории» мог бы с успехом поспорить более ранний историк Харон из Лампсака. Во всяком случае, без риска ошибиться можно сказать, что появлению Геродота на литературном поприще не только предшествовала, но и содействовала целая школа историков, главным местом действия которых был Милет, первенствовавший в эллинском мире во всех отношениях до начала V века до Р. X.

Гомер. Мраморный бюст

Во-вторых, наименование «отцом истории» эллинского писателя второй половины V века до Р. X., если принимать наименование это безусловно, как бы закрепляет и освящает не совсем точное представление об эллинской историографии, то представление, согласно которому исторический вид литературы начался для эллинов лишь в весьма позднее время, примерно не раньше половины VI века до Р. X. Подобное представление резко противоречит всем нашим сведениям о патриотизме древнего эллина, о той ревности, какую он всегда обнаруживал к прославлению родины и к достойному чествованию выдающихся услугами личностей с одной стороны, к примерам предков и к предстоящему отношению потомков – с другой. Достаточно напомнить, как нередко уже Гомер внушал своим героям заботливость о доброй славе или страх позора у потомков1
См. «Илиада», II, 119; III, 287, 460; VI, 358; XXII, 305; «Одиссея», III, 204; VIII, 580; XI, 433; XXI, 255; XXIV, 433.

И как часто в позднейшее время внимание к оценке будущих поколений служило для эллина одним из сильнейших стимулов деятельности на пользу и во славу родины. При наличии подобного настроения древний эллин должен был живо интересоваться и прошлыми судьбами своего маленького отечества, и сохранением важнейших событий в памяти современников и потомства.

Действительно, у эллина и для эллина история существовала искони; только в разные периоды его развития она облекалась в различные формы, в каждом из таких периодов отличалась особыми характеристическими чертами, верно отражая на себе современное состояние общества, данный в нем уровень понимания окружающего.

Не следует при этом упускать из виду, что именно те части эллинского племени, которые оказались для культуры наиболее производительными, каковы ионийские общины и более всех афинская, отличались обыкновенно широкими демократическими стремлениями и обладали соответствующим общественным устройством. Успехи литературы и смена литературных направлений определялись поэтому, по крайней мере весьма долгое время, поступательным движением огромного большинства свободного населения, а не вкусами и потребностями отдельных личностей, кружков или классов. По тому же самому простота, общедоступность и драматизм изложения составляли неотъемлемые свойства древнеэллинской литературной речи. Эта исконная особенность литературного творчества выгодно отразилась и на произведениях позднейшего времени, когда имелось уже налицо раздробление общества на группы по степени понимания задач и явлений художественных, научных и общественных. Диалогическая форма Платоновых сочинений, частые диалоги и речи от первого лица в сочинениях Геродота и Фукидида, ясность построения речи у Исократа, Исея, Демосфена, не говоря уже о более ранних ораторах, были последствием демократизма или общенародности древнеэллинской и прежде всего афинской образованности. Отсюда же объясняется долговременное исключительное господство поэтической формы в литературе.

Древнейшей эллинской историей, одинаково понятной, интересной и достоверной для всех классов населения, были те песни, которые составлялись в гомеровское и догомеровское время: все великое и достопримечательное, по свидетельству того же Гомера, находило себе выражение в песне2
См. «Илиада», VI, 357; «Одиссея», I, 351.

Добродетели Пенелопы, пороки и преступления Клитемнестры в равной мере становились предметом песни, причем одна из этих женщин должна была возбуждать к себе в потомках любовь и восхищение, а другая отвращение3
См. «Одиссея», XXIV, 197, 200.

Песни составлялись в большом числе, потому что слушатели всегда с наибольшим интересом относились к новой песне4
Там же.

Отдельные короткие песни и созданные на основе их целые поэмы выслушивались не только с эстетическим наслаждением, но и с полною верою в историческую действительность Гераклов, Ясонов, Агамемнонов, Ахиллов, Несторов и других героев, самих Зевсов, Аполлонов, Афродит. Даже в сравнительно позднее время спорившие между собою государства считали возможным ссылаться на гомеровские поэмы как на авторитетные общепризнанные документы. Непрестанное участие богов и богинь в судьбах героев и простых смертных казалось древнему верующему эллину столь же неизбежным и, так сказать, естественным, как нам кажется выдуманным и невероятным. Тем же авторитетом пользовались и поэмы Гесиода, вместе с Гомером считавшегося составителем греческой теогонии5
См. Геродот, II, 53. Философы-скептики считали этих поэтов подлинными виновниками ложных представлений народа о божестве. Ср.: Геродот, V, 94; VII, 159, 161, 169, 171; Страбон, IX, 1. 10.

Фукидид. Статуя перед зданием парламента в Вене

Только спустя века четыре или и того более замечаются в литературе признаки недоверия к повествованиям Гомера, Гесиода и других древних поэтов. Не только философы, как Ксенофан, Пифагор, Гераклит, порицают творцов греческой теогонии за возведение на богов разных преступлений, но и такой глубоко верующий поэт, как Пиндар, осмеливается открывать глаза публики на некоторые несообразности в творениях древних учителей. Впрочем, рядом с этим Персей, Горгона, стоголовый Тифон, кентавр Хирон, великаны Алкионей, Антей и т. п. для Пиндара действительные существа, только отделенные временем и пространством от воспеваемых им олимпийских или истмийских победителей. Чудесное и сверхъестественное, по мере накопления и распространения точных знаний, все больше и больше возбуждало сомнения и недоверие к прежним авторитетам; многие подробности в произведениях древних поэтов отвергались как преувеличения и выдумки; тем не менее в основе своей они не переставали рассматриваться как исторические свидетельства о конкретных лицах и событиях. В этом отношении особенно поучителен Фукидид. Враг чудовищного и чудесного в истории, он смело прилагает к доисторической старине мерку современности, уничтожая всякую грань между ранними продуктами народной веры и фантазии с одной стороны, и современными ему историческими деятелями – с другой. Существования мифических личностей и событий он не отвергает, принимая их от поэтов на веру, он старается только очистить рассказы о них от всего того, что кажется ему искажением и вымыслом, руководствуясь при этом не чем другим, как данными самих же поэтов да субъективным чувством вероятности.

В этом и в подобных случаях вероятность ошибочно принималась за достоверность, а место научной критики заступал субъективный рационализм.

Как долго Гомер и Гесиод сохраняли для эллина значение историков, лучше всего показывает пример Страбона, одного из просвещеннейших людей Эллады I века по Р. X. «Илиада» и «Одиссея» имеют, по его мнению, историческую основу, которую географ и пытается многократно восстанавливать с помощью приемов древнейших эллинских историков. Вопреки Эратосфену, Страбон не допускает оценки Гомера с художественной только точки зрения и в одном месте «Географии» замечает, что скорее можно доверять героическим поэтам Гесиоду и Гомеру, нежели Ктесию, Геродоту, Гелланику и другим подобным.

Ввиду сказанного ясно, что для массы эллинского народа Гомер, Гесиод и вообще древние поэты были настоящими историками и что присутствие в их трудах чудесного элемента скорее укрепляло, а не ослабляло доверчивое отношение к ним наивного эллина.

Таким же значением, только, быть может, в большей еще степени, пользовались следовавшие за Гомером и Гесиодом киклики, деятельность которых помещается приблизительно между началом олимпиад и концом VI века до Р. X. Киклики черпали материал для своих произведений из того же источника, что и Гомер, подобно ему верили в историческую действительность мифических и легендарных личностей и событий, но обладали меньшим художественным дарованием и преследовали несколько иные задачи. Они стремились обнять мифическую старину во всей полноте ее, начиная от сотворения земли и первого человека и кончая историческим временем; несравненно больше Гомера они были заинтересованы в последовательной передаче длинного ряда событий, наполнявших известный период времени. Киклики или продолжают гомеровские поэмы, или рассказывают о событиях, предшествовавших подвигам и испытаниям гомеровских героев, или отправляются, как от исходных пунктов, от кратких указаний или намеков, содержащихся в «Илиаде» и «Одиссее», и затем развивают их дальше в ряде картин со множеством подробностей и действующих лиц. Художественный интерес боролся у кикликов со стремлением к фактической обстоятельности и хронологической последовательности, благодаря этому позднейшая древность обязана была главным образом кикликам сохранением большинства мифов и героических сказаний; при этом несравненно точнее, нежели у Гомера, басни были приурочиваемы к определенным местностям.

Предположительно иллюстрированная рукопись «Илиады». V в.

Таким образом, хронология, хотя и весьма несовершенная, и топография, во множестве случаев мифологическая, составляющие необходимые элементы истории, заметно входили в план киклических произведений и приближали их к историческому виду сочинений в позднейшем смысле слова. За такие свойства киклики удостаивались названия «исторических поэтов», и творчество их обозначалось тем же термином, что и составление исторического труда (suggrayfein), а по свидетельству Прокла, большинство ценило и сохраняло произведения эпического цикла не столько за их поэтические достоинства, сколько за последовательность изложения. С другой стороны, прозаический историк Дионисий из Милета или из Митилены носил название киклического писателя (kuklograyfoj). Конечно, с точки зрения собственно художественной приемы кикликов не были удовлетворительны, что и отмечает Аристотель в своем рассуждении о поэзии; но тем в большей степени отвечали произведения их интересу публики к истории.

Если от кикликов мы обратимся к элегии, лирике и драме, то и здесь в огромном числе случаев заметим особенное внимание поэтов к историческим фактам, современным и прошлым. Каллип, Феогнид, Солон, Пиндар и другие лирики отводят в своих произведениях видное место историческим событиям, намекам и критическим о них замечаниям. Эсхил, «отец трагедии», ставит на сцену вполне историческую драму «Персы» в трилогической связи с «Финеем» и «Главком»6
Тетралогия состояла из пьес: «Финей», «Персы», «Главк», «Прометей».

И, по всей вероятности, низводит историческое, близкое ему событие к началам мифическим. Эсхилова трагедия представляет много общего с изображением тех же событий и с освещением их у Геродота. Обрабатывая для сцены мифологические сюжеты, афинские трагики не раз пользовались мифическими именами и положениями для того, чтобы высказываться в том или ином смысле о событиях и личностях современных.

Наконец, всякий знает, что в истории эллинской литературы был особый вид драмы, так называемая древняя аттическая комедия с Аристофаном во главе, вся посвященная наблюдению и оценке современных исторических явлений, между прочим, по сравнению с фактами прошлого, и несомненно свидетельствующая о живейшем интересе афинского народа к отечественной истории.

Как бы в противоречии с этим, так сказать, историографическим настроением и поэтов, и публики стоит общеизвестный факт сравнительно позднего появления в Элладе историографии прозаической, посвященной собственно записыванию или восстановлению исторических данных и распределению их в смысле хронологической и прагматической последовательности. Дальше этого эллинская историография и не пошла; она никогда не поднималась до задачи выяснить тот порядок, или закон, по какому следуют одна за другой группы общественных явлений, объединяемые в данный период господствующим настроением мысли и чувства и обнаруживающие в своей последовательности постепенное совершенствование.

Дело в том, что во всех поименованных выше случаях изложение и задачи истории находятся в подчинении у поэзии, в зависимости от поэтической или художественной тенденции автора, подобно тому как в той же поэзии находили себе выражение религиозные потребности древнего эллина, стремление его к точному знанию, вопросы личной и общественной морали и т. п. Правда, такая совместность в разработке задач дала в результате неподражаемые гомеровские поэмы и немного лишь уступающие им аттические трагедии, обеспечивая в то же время силу, продолжительность и всесторонность воздействия на публику. Тем не менее дальнейшие успехи умственной производительности древнего эллина достигнуты были при посредстве дифференцирования предметов и тенденций и образования отдельных дисциплин на месте первоначально общей творческой деятельности поэтов. Единовременно с этим совершалось в обществе расчленение на группы по свойству стремлений каждой из них, по степени разумения ими теоретических и практических вопросов, причем органом нового движения являлась литературная прозаическая речь, которой пользуются для различных целей историки, географы, ученые, философы, ораторы. Задачей поэзии становилось не изображение внешних событий, но все более и более детальное воспроизведение душевных состояний типических личностей. Потребность в истории искала более соответствующего удовлетворения. Правда, вскоре не замедлила обнаружиться и отрицательная сторона процесса дифференцирования: первый великий прозаик Гераклит имеет в виду только отборную публику и пишет темной речью; за ним следуют в том же направлении несколько других философов; изысканностью и относительной неясностью речи отличаются Эсхил и Фукидид, но в общинах демократических, особенно в Афинах, это значительно умерялось противоположным общественным настроением7
«У нас одни и те же лица, – замечает Перикл, – ведут и свои домашние и политические дела; отдаваясь другим занятиям, наши сограждане достаточно понимают политические вопросы. Лишь мы одни считаем не бездеятельным только, но и бесполезным человека, который вовсе не участвует в общественных делах». Фукидид, II, 40. Ср. Геродот, V, 29: хорошие земледельцы – достойные правители государства.

Условия, благоприятные для дальнейшего преуспеяния, сложились еще раньше в колониях, преимущественно малоазийских. Географические удобства, благодатные свойства климата, отсутствие стеснительных привилегий и предрассудков, покинутых в метрополии, быстро создавали на новых местах материальный достаток и будили дух предприимчивости и исследования; необходимость устраиваться сызнова в новой обстановке и рассчитывать во всем на собственные силы, многоразличные сношения с иноземцами воспитывали в колонистах чувства независимости, терпимости и равенства, возбуждая вместе с тем сознательное, критическое отношение к окружающему. Торговля и знакомство с отдаленными странами и народами расширяли географический кругозор колонистов и исправляли некоторые мифологические представления, заменяя их точным знанием местностей и обитателей. Наконец, правильные сношения с Египтом, установившиеся с конца VII века до Р. X. – Навкратис был основан в ол. 37, 3, – открывали древнему эллину чудесный оригинальный мир с культурой, во многом опередившей эллинскую образованность, с неизвестным еще для эллинов запасом точных знаний по математике и астрономии; с этого времени посещение Египта становилось чуть ли не обязательным для образованных или ученых людей Эллады. В частности, сношения с Египтом обеспечивали для эллинов более или менее правильное получение папируса, сравнительно удобного и дешевого писчего материала; употребление его было необходимым условием прозаической письменности и в то же время облегчало распространение знаний в массе.

Во главе умственного и экономического движения стоял до начала V века Милет, хотя о какой-нибудь централизации в то время не может быть и речи. Каждая область, каждый островок, каждый город, находившиеся в благоприятных условиях для деятельности, развивали собственные силы, привнося что-либо свое, оригинальное, в общую сокровищницу древнеэллинской образованности. Благодетельные последствия этой независимости и многочисленности культурных центров в древней Элладе настойчиво и многократно отмечает один из недавно умерших знатоков эллинской древности Т. Бергк8
Бергк обращает внимание на то, что даже жители одной Аттики, т. е. в политическом смысле афиняне, разнились между собой по отдельным деревням и околоткам.

Вот те условия, при которых вступила в литературу прозаическая речь в древней Элладе, возникла и окрепла эллинская историография как особый вид литературы с собственными задачами и приемами изложения.

II

По словам Страбона, проза развилась постепенно из поэзии. «Прежде, – говорит он, – появилось на свет и приобрело славу поэтическое изложение; потом, подражая ему, разрешая стих, но сохраняя прочие поэтические особенности, писали свои произведения Кадмы, Ферекиды, Гекатеи; затем позднейшие писатели, постоянно отнимая что-либо из поэтических свойств, низвели речь до ее настоящего вида, как бы с какого-нибудь возвышенного положения»9
Основанием для такого взгляда могли служить примеры Акусилая, переложившего поэмы Гесиода в прозу, Гелланика, писавшего прозой и стихами, наконец, предание об эпическом поэте Евмеле (ол. 9), будто бы написавшем прозой историю Коринфа.

Мнение Страбона, до последнего времени господствовавшее в филологической литературе, имело под собой, между прочим, видимую хронологическую последовательность поэтических и прозаических произведений, источник его – тот же самый, что и другого, еще более распространенного и не менее ошибочного представления о возникновении аттической драмы из эпоса и лирики. На самом деле каждый вид эллинской литературы, равно как и прозаический отдел ее, имел свое собственное начало, которое может быть прослежено до незапамятной древности.

Подлинный источник прозы – обыденная разговорная речь, а подлинно первоначальный опыт ее – та запись или надпись, которая впервые понадобилась древнему эллину для сохранения на память какого-либо события из личной, семейной или общественной жизни.

Древнегреческий историк и географ Страбон

Уцелевшие до нашего времени обломки древнейшей прозаической письменности, принадлежащие далеко не первым шагам на этом поле, отличаются такой краткостью, отрывочностью, примитивностью изложения, что не позволяют и думать о влиянии поэзии на первые опыты прозы или о преемственной зависимости последней от первой. Отрывки эти неопровержимо свидетельствуют, что с самого начала эллинская проза шла своей дорогой и первыми успехами обязана была собственным усилиям, а не услугам поэтической речи. В этом именно смысле высказывается и упомянутый выше немецкий ученый. «Уже в самом начале, – замечает Бергк, – старательно соблюдалась пограничная линия между поэтической и прозаической речью. Изложение прозаическое было просто и безыскусственно; предложения и мысли располагались в нем в ряд, слабо связанные между собой. Достойно внимания, как поэзия, задолго до того достигшая соединения предложений в периоды и мастерски ими пользовавшаяся, как она мало воздействовала на прозу древнейшего времени. Прозаическая речь, движущаяся по гладкой поверхности, представляла с самого начала отдельный вид, умышленно (?) отрекавшийся от искусственных средств поэзии».

Прежде всего трудно допустить, чтобы древний эллин, по усвоении финикийского алфавита и по применении его к фонетике родного языка, долго воздерживался от употребления прозаического письма для различных ближайших целей. Дошедшие до нас надписи не восходят дальше VIII века до Р. X., но это не значит еще, что более древних надписей вовсе не было. Для позднейших историков, не исключая и Геродота, важнейшим источником достоверных сведений о старине служили краткие документы, хранившиеся в храмах и на публичных местах городов. Это были главным образом списки имен государственных чиновников – в Спарте царей и эфоров, в Афинах архонтов – или же жрецов, жриц и победителей на народных состязаниях. Так, известны перечни жриц Геры Аргосской и жрецов Посейдона в Галикарнассе, списки победителей на Олимпийских играх, с начала III века до Р. X. легшие в основу счисления по олимпиадам, и на других общеэллинских празднествах; наконец, существовали списки победителей на Карнейском празднестве в Спарте. Подобные документы содержали в себе рядом с именами и краткие заметки о выдающихся современных событиях. Сверх того было немало надписей на пограничных столбах, на пожертвованных в храмы предметах: треножниках, статуях и т. п. Святилищем, богатейшим подобными приношениями, было, несомненно, дельфийское. Гробницы также часто украшались надписями. В этих случаях в надписи входили более или менее определенные хронологические даты и краткие повествования о подвигах отдельных граждан или целых государств.

По мере развития городов памятники письма умножались и увеличивались в объеме; колонии шли, разумеется, впереди метрополии. Отдельные распоряжения властей или постановления Народных собраний, коммерческие сделки и политические договоры, наконец, собрания законов – все это требовало прозаического письма и подготовляло вкусы публики к чисто литературным произведениям в прозе. Древнейшее писаное законодательство Залевка появилось в Локрах Эпизефирских около 660 года до Р. X., а вскоре после того для Катаны и других халкидских колоний в Великой Элладе обнародованы были так называемые законы Харонда. В 621 году появилось в Афинах записанное обычное право Аттики под именем законов Дракона, а в 694-м выставлены на афинской площади Солоновы законы.

Лет двадцать-тридцать спустя появляется в Милете (около ол. 50) первый опыт прозы для целей литературных, именно историко-географический труд Кадма, первого прозаического писателя, по свидетельству Плиния, Порфирия и других. За ним следовал целый ряд историков-прозаиков, обозначаемых обыкновенно по почину Фукидида именем логографов. Памятниками этого периода историографии, не включая сюда Геродота, служат для нас сравнительно немногочисленные и ничтожные отрывки нескольких логографов10
В разряд логографов заносит Фукидид и Геродота, – Геродота, быть может, преимущественно перед прочими. Так были названы им предшествовавшие историки-прозаики в отличие от поэтов. Гекатей называется у Геродота λογοπαι, прозаиком, как Ктесий называет самого Геродота. Из новых ученых Крейцер, а за ним и другие перевели Геродота из рядов «логографов» в число «историков». У Фукидида, от которого заимствован термин, слово «логографы» имеет общее значение «прозаических писателей».

: Гекатея из Милета, Акусилая из Аргоса беотийского, Харона из Лампсака, Ксанфа из Лидии, Гелланика из Митилены и Ферекида из Лера. От прочих уцелели одни имена, да разве названия сочинений: Кадм и Дионисий из Милета, Гиппий из Регия, Деиох и Бион из Проконнеса, Дамаст из Сигея, Евгеон из Самоса, Демокл из Фигел, Евдем из Пароса, Амелесагор из Халкедона «и многие другие», заключает Дионисий. Все это были предшественники или старшие современники Геродота; каждый из них прибавлял что-либо к эллинской историографии и в смысле материала, и в смысле усовершенствования прозы и выработки соответствующих приемов. Усиленная деятельность логографов свидетельствовала, что в обществе возрастал живой интерес к предметам географии, этнографии, хронологии, истории самим по себе, независимо от художественного изложения.

То самое, что прежде составляло задачу и давало мотивы для поэтической разработки, излагалось теперь простой разговорной речью без поэтического воссоздания душевных состояний героев, с единственным намерением закрепить факты письмом. Сходство с прежними поэтами обнаруживалось в миросозерцании, отчасти в материале, в неизменной вере в мифические события, но тем очевиднее становилась разница между поэтами и историками в обращении с материалом. И у историков немногие достоверные данные мешались со всякого рода мифами и баснями, документальные хронологические показания заносились в один ряд с вычислениями по мифологическим родословным. Но само обнажение письма от красот поэтического вымысла способно было возбуждать сомнение в достоверности или возможности некоторых, по крайней мере наиболее чудовищных, образов и положений, призывало читателя к критике.

Источниками для логографов, как историков прошлого, служили, кроме скудных документальных свидетельств, те же самые устные предания, из которых черпали поэты, рассказы жрецов и, наконец, произведения этих самых поэтов. Таким образом значительная доля труда логографов в этой области сводилась к прозаическому переложению известий о лицах и событиях, воспетых ранее Гомером, Гесиодом, кикликами и другими поэтами. Акусилай перекладывает в прозу, не без некоторых отступлений впрочем, поэмы Гесиода, Дионисий из Милета называется «киклическим писателем», а иные киклики цитировались в древности как «поэтические историки». Только в таком смысле можно и должно допускать влияние поэзии на прозаическую историографию и некоторую преемственность последней от первой. Влияние другого рода, более прямое и действительное, поэзии на прозу принадлежит позднейшей поре историографии, обнаруживаясь впервые на Геродоте. И в этом отношении аналогия прозы с драмою очевидна: о влиянии эпоса на драматургов доэсхиловских мы не знаем ничего, тогда как Эсхил, по преданию, называл свои трагедии крохами от гомеровской трапезы. Достаточно вспомнить здесь, как ближайший наставник Геродота Паниасис обработал Геракловы легенды в четырнадцати песнях и в значительной поэме изложил странствования ионян и судьбу их колоний и как наш историк под влиянием родственника – поэта обращал особенное внимание на те же предметы. Потому зависимость Геродота от эпической поэзии не подлежит сомнению. «Один только Геродот был вполне гомеристом», – замечает о нем Лонгин. Близость к Гомеру видна на каждой странице Геродотова текста, доказана учеными давно и состоит не в тождестве отдельных только слов и оборотов, но также во всем плане труда и в общем его характере.

При некоторых индивидуальных особенностях древнейших историков в соединении с последовательным преуспеванием историографии, труды логографов имели многие общие черты. Согласно господствовавшему в обществе интересу к судьбе колоний и их метрополий, к древним эллинским родам и племенам, к посещаемым народам и странам, сочинения логографов распадались по содержанию, говоря вообще, на историко-генеалогические и географико-этнографические. Первые состояли главным образом в последовательном изложении судеб героев местных и общих, с прибавлением в начале космогонии и теогонии и с переходом в конце к историческим личностям и событиям, вторые – в перечислении географических пунктов с упоминанием относящихся к ним предметов: обитателей, животных, растений, храмов и т. д. и т. д. Истории городов (ktiўseij poўlewn) приурочивались к судьбам племен или родов и излагались по мифологическим родословным.

Для характеристики сочинений первой категории мы ограничимся немногими примерами. От одного из логографов, Ферекида, осталось около 120 отрывков его «Истории», уже в древности делившихся на десять книг. Это – ряды легенд, приуроченных к Фессалии, Беотии, Арголиде и другим частям Эллады и расположенных в хронологической последовательности. «Героегонии» предшествовала, должно быть, вкратце, теогония, а заключение составляли, по всей вероятности, еще более краткие упоминания об исторических деятелях с относящимися к ним историческими событиями: так, род Филаидов доведен до марафонского победителя, упоминается скифский царь Иданфура, очевидно, Геродотов Иданфирс, относящийся к концу VI века до Р. X. Потомство Аполлона, Посейдона, Геракла, Персея, Агенора, Инаха и других, начиная от божественных родоначальников их и кончая человеческими представителями, излагались на основании народных сказаний и поэтических произведений, с большими или меньшими подробностями, в порядке смены одного поколения другим. Во многих случаях историк отступал от общераспространенной редакции различных сказаний. Одно это обстоятельство способно было поколебать веру читателей в священную неприкосновенность традиций.

Так, по Гесиоду, Тифон низвергнут в Тартар, а у Ферекида он погребен живым под островом Питекуса; у него особые варианты генеалогии Ехидны, сказания об Электрионе и Амфитрионе, о задушении Гераклом змей и пр.

От «генеалогий» другого историка, Гекатея, уцелело 37 отрывков, составляющих ничтожный обломок героической истории Эллады. Это был перечень поколений Девкалиона и других эллинских героев, родоначальников отдельных частей эллинского племени, и этот историк в изложении судеб героев не раз уклонялся от общепринятых редакций. Если нет никаких следов того, чтобы Гекатей связывал героогонию с теогонией, все же несомненно, что человеческий род он ставил в преемственную связь с мифическим поколением героев и богов. Так, свою собственную родословную он возводил в шестнадцатом колене к божеству11
Геродот, II, 143.

Традиционно отцом истории считается Геродот, и определение «отец истории» (pater historiae ) относится именно к нему. При этом он не был первым историком. Как литературный жанр история в Греции появляется в V веке до нашей эры. Ей предшествовали так называемые логографы - это были первые прозаики, которые описывали буквально все подряд. Нет сомнений в том, что историю как жанр придумали именно древние греки. Конечно, у других народов были анналы, летописи и хроники, но первые исторические сочинения появились именно у греков. Вообще описания исторических событий пользовались у них большой популярностью.

История воспринималась как литературный жанр, и муза истории Клио стоит в одном ряду с Терпсихорой и другими музами. Это означало, что в античном мире к историческим трудам предъявлялись определенные требования: они должны быть риторически оформлены (содержать речи исторических деятелей), стилистически красивы, читабельны. Но, помимо стилистики, у исторических сочинений есть еще ряд очень важных отличий от логографов и анналов. И самое главное из них - критическое отношение к источникам.

У отца истории Геродота был серьезный мотив для создания своего труда - такое выдающееся событие, как Греко-персидские войны (499–449 гг. до н. э.). Как правило, греки записывали современные им события, очевидцами которых им довелось стать. Геродот же не был современником в полном смысле этого слова, так как он родился во время них. Тем не менее у него была возможность беседовать с непосредственными участниками событий.

Сочинение Геродота при всей его значимости отличается наивностью, у него масса лирических отступлений от темы. Поставив себе целью рассказать о Греко-персидских войнах, он отвлекается на описание Персидского царства, завоевание персами Египта, рассказы об их других военных походах. Конечно, историки стран Древнего Востока очень благодарны ему за это, но вот историю самих Греко-персидских войн он начинает только с середины своего труда. Геродот использовал мало письменных источников, но это понятно: в его время их было не так уж и много. В основном он опирается на устные источники, и поэтому достоверность его произведения сильно зависит от информаторов.

Геродот много путешествовал, побывал в Египте, на Ближнем Востоке, в Северном Причерноморье, он жил на острове Самос и в Италии, ― одним словом, у него был очень широкий географический кругозор. Он любил описывать обычаи различных регионов, но все же очень сильно зависел от своих информаторов, и поэтому его рассказ о Египте получился просто фантастическим, так как местные гиды рассказали ему массу небылиц, которые он охотно записывал.

Геродот довольно беспристрастен в своей «Истории». Хотя он и симпатизирует Афинам, но старается описать вклад в войну других полисов. Антипатии к персам он не испытывает и старается описать эту эпоху как драму, но не как победу хороших греков над плохими варварами. Его «История», скорее всего, не закончена, так как обрывается на событиях самого начала 470-х годов. Но он успел описать изгнание персов из Балканской Греции, и в целом исход войны был понятен.

Казалось бы, ответ на «вопрос об отцовстве», о родоначальнике исторического жанра очевиден. Однако нередко в качестве истинного отца истории рассматривается Фукидид. Есть предание, согласно которому Фукидид слушал сочинение Геродота в юности и тогда уже решил, что он пойдет другим путем и будет описывать историю иначе. Поколение Фукидида хоть и не сильно моложе поколения Геродота, лет на двадцать пять, но все-таки уже другое, и, что особенно важно, оно уже достаточно образованное. Фукидид обучался в школе софистов, придерживался рационалистических взглядов. Геродот же безоговорочно верил чужим словам и был достаточно суеверным.

Фукидид решил описать Пелопоннесскую войну (431–404 гг. до н. э.) и, таким образом, превзойти историка Геродота. В чем-то это ему удалось. Современные историки предпочитают называть «отцом истории» Геродота, но именно Фукидида считают основателем научной историографии. Предоставляемые им сведения достаточно достоверны. Первая часть его книги - «Археология» - посвящена истории Греции до Пелопоннесской войны, где он показывает значение этой войны, ее масштаб и роль в истории. Особенно важно, что он был участником описываемых событий. Очень сложно объективно описать события, очевидцем и участником которых довелось стать: это требует большой отстраненности и мужества. Он сразу почувствовал значение этой войны, а толчком стало его военное поражение от спартанского полководца Брасида в 424 году, которое он описал очень достойно. Кроме того, Фукидид не любил демагога Клеона, своего соотечественника, по инициативе которого он был изгнан. Тем не менее он старается даже его деяния описывать по возможности достоверно. При этом Фукидид не искажает события, однако использует метод умолчания.

Фукидид успел описать только двадцать лет войны. После его смерти его последователь Ксенофонт получил у дочери Фукидида рукопись и издает ее (в то время рукописи издавались путем переписывания). «История» Фукидида становится очень популярной, и прежде всего из-за актуальности темы и ее значения, а также мастерства изложения. У Фукидида тут же появляется масса последователей, большинство текстов которых до нас не дошли. Полностью сохранился лишь труд Ксенофонта «Греческая история», который продолжил описание событий Пелопоннесской войны.

В нашем обычном представлении наука развивается постепенно ― от низкого уровня к более высокому. А с античной историографией получилось так, что высокий уровень был задан с самого начала и одни из первых произведений этого жанра стали классическими. Хотя, конечно, мы не можем знать наверняка, как в этом смысле развивалась история: традиция отобрала одних, а другие канули в Лету. Во время «греческого возрождения», в первые века Римской империи, Фукидида даже упрекали в антипатриотизме: дескать, Геродот выбрал тему борьбы с варварами, а Фукидид описывал лишь усобицы между греками. Поэтому Геродот считался более «правильным», хотя стилистику Фукидида оценивали выше.

С началом Нового времени о Фукидиде вновь вспоминают. В эпоху Просвещения история зарождается как наука, и многие исследователи уже считают, что историческая наука восходит не к Фукидиду, а к XVIII веку. И хотя труд Фукидида считается классическим образцом исторического сочинения, слава «отца истории» все же остается за Геродотом.

Геродот – житель Древней Греции, «отец истории». Грек стал автором первого дожившего до наших дней трактата «История», в котором подробно описал обычаи народов, существовавших в пятом веке до нашей эры, а также ход греко-персидских войн. Труды Геродота сыграли важную роль в развитии античной культуры.

До нас дошли два ключевых источника информации о жизненном пути Геродота: энциклопедия «Суда», созданная во второй половине десятого века в Византии, и тексты самого историка. Некоторые данные в этих источниках противоречивы.

Бюст Геродота

Общепризнанной считается версия о том, что Геродот родился в Галикарнасе в 484 году до нашей эры. Этот древний город располагался на территории исторической области «Кария», на побережье Средиземного моря в Малой Азии. Город Галикарнас был основан дорийцами, поблизости располагалось поселение карийцев (и дорийцы, и карийцы являются представителями основных древнегреческих племен).

Будущий древнегреческий историк родился во влиятельной и обеспеченной семье Ликса. В молодости Геродот участвовал в политической жизни народа. Он примкнул к партии, поставившей целью низвергнуть тиранического правителя Лигдамида, был изгнан, некоторое время жил на острове Самос.

Затем Геродот отправился в продолжительные и многочисленные путешествия. Он побывал в Египте, Вавилоне, Малой Азии, Ассирии, Северном Причерноморье, Геллеспонте, а также объездил Балканский полуостров от Македонии до Пелопоннеса. Во время путешествий историк делал наброски для своего последующего творения.

В сорокалетнем возрасте Геродот поселился в Афинах. В то время он уже читал представителям высших слоев городского общества отрывки из своей «Истории», что и дало исследователям возможность сделать вывод о том, что наброски были написаны еще во время путешествий. В Афинах историк познакомился и сблизился со сторонниками Перикла – полководца и оратора, которого считают одним из основателей демократии в Афинах. В 444 году до нашей эры, когда на месте разрушенного города Сибариса была основана греческая колония Фурии, он принимал участие в восстановлении поселения из руин.

Наука

Благодаря Геродоту наука обогатилась фундаментальным сочинением «История». Эта книга не может быть названа историческим исследованием. Она представляет собой интересное повествование любознательного, общительного, одаренного человека, который побывал во многих местах и располагал обширными знаниями о современниках. В «Истории» Геродота сочетаются сразу несколько компонентов:

• Этнографические данные. Историк собрал внушительный объем информации о традициях, обычаях, особенностях быта различных племен и народов.
• Географическая информация. Благодаря «Истории» стало возможным восстановление очертаний древних государств по состоянию на пятое столетие до нашей эры.
• Естественно-исторические материалы. Геродот включил в книгу данные об исторических событиях, свидетелем которых ему удалось стать.
• Литературный компонент. Автор был одаренным писателем, которому удалось создать интересное и увлекательное повествование.

Книга "История" Геродота

В общей сложности сочинение Геродота включает в себя девять книг. При этом сочинение принято делить на две части:

1. В первой части автор рассказывает о Скифии, Ассирии, Ливии, Египте, Вавилонии и ряде других государств того времени, а также о возвышении Персидского царства. Поскольку во второй половине труда автор предполагал повести рассказ о многочисленных греко-персидских войнах, в первой части он стремился проследить вехи исторической борьбы между эллинами и варварами. Из-за стремления к подобному единству, взаимосвязанности изложения Геродот не включил в произведение все материалы, которые запомнились ему из путешествий, а обошелся ограниченным их количеством. В своем труде он нередко высказывает субъективную точку зрения на те или иные исторические реалии.
2. Вторая часть труда Геродота – это хронологический рассказ о военном противостоянии между персами и греками. Повествование завершается 479 годом до нашей эры, когда афинские войска осадили и взяли персидский город Сеста.

При написании своей книги Геродот уделял внимание прихотям судьбы и зависти божественных сил по отношению к счастью людей. Автор верил в то, что боги постоянно вмешиваются в естественный ход исторических событий. Он признавал и тот факт, что личные качества политических деятелей также являются залогом их успеха.

Геродот осуждал правителей Персии за их дерзость, за стремление нарушить существовавший порядок устройства мира, в соответствии с которым персы должны жить в Азии, а эллины – на территории Европы. В 500 году до нашей эры состоялось ионийское восстание, из-за которого Древняя Греция и была вовлечена в кровопролитную войну. Это событие автор характеризует как проявление гордыни и крайней неосмотрительности.

Структура «Истории» Геродота

• Книга первая – «Клио». В ней рассказывается о начале раздора между варварами и эллинами, приводится история древней страны Лидии, рассказ об афинском политике и мудреце Солоне, тиране Писистрате, история Мидии и Спарты. В этой книге Геродот упоминает и о скифах в контексте противостояния с киммерийцами, а также рассказывает о войне между массагетами и персами.
• Книга вторая – «Эвтерпа». В этой части труда историк решил рассказать об истории Ливии и Египта, о пигмеях и насамонах, о древних египетских фараонах. Здесь Геродот изложил легенду о том, как Псамметих I определил, что древнейшим народом в мире являются фригийцы.
• Книга третья – «Талия». В ней приводятся сведения об Аравии и Индии, о греческом тиране Поликрате, а также рассказывается о завоевании Египта персидским царем Камбисом, о восстании магов, заговоре семи и антиперсидском восстании, произошедшем в Вавилоне.

Фрагмент страницы из книги "Истории" Геродота

• Книга четвертая – «Мельпомена». Здесь автор описал народы Скифии, Фракии, Ливии и Азии, а также изложил известную ему информацию о походе персидского царя Дария против скифов Причерноморья.
• Книга пятая – «Терпсихора». В этой книге упор делается уже на события греко-персидских войн. Если в предыдущих томах автор отводил немало страниц под описание этнографических особенностей народов, то здесь он рассказывает о персах в Македонии, об Ионийском восстании, о пришествии персидского наместника Аристагора в Афины и афинских войнах.
• Книга шестая – «Эрато». Ключевые события из описанных – морское сражение «Битва при Ладе», взятие карийского древнегреческого города Милета, поход персидского полководца Мардония, поход персидских военачальников Артафрена и Датиса.

Геродот. Барельеф в Лувре, Париж

• Книга седьмая – «Полигимния». В ней речь идет о гибели Дария и восшествии Ксеркса (Дарий и Ксеркс были персидскими царями), о попытках Ксеркса завоевать Азию и Европу, а также о знаковом сражении персов и греков в ущелье Фермопилы.
• Книга восьмая – «Урания». Этот материал описывает морское сражение при Артемиссии, морскую битву при Саламине, бегство Ксеркса и приход Александра в Афины.
• Книга девятая – «Каллиопа». В завершительной части монументального труда автор решил рассказать о подготовке и ходе битвы при Платеях (одного из крупнейших сражений греко-персидских войн, проходившего на суше), битве при Меркале, в результате которой персидскому войску было нанесено сокрушительное поражение, и об осаде Сеста.

«История» данного древнегреческого мыслителя также носит название «Музы», поскольку каждую из ее девяти частей александрийские ученые решили назвать именем одной из муз.

Девять муз дали названия томам "Истории" Геродота

В процессе работы Геродот использовал не только свои воспоминания и собственное отношение к событиям, но и руководствовался воспоминаниями очевидцев, записями оракулов, материалами надписей. Чтобы реконструировать каждое сражение максимально точно, он специально посещал места битв. Будучи сторонником Перикла, он часто воспевает заслуги его рода.

Несмотря на веру в божественное вмешательство, субъективный подход и ограниченность средств для получения информации в древности, автор не свел весь свой труд к тому, чтобы воспеть сражение греков за свою свободу. Он также старался определить причины и последствия, к которым приводили их победы или поражения. «История» Геродота стала важной вехой в развитии мировой историографии.

Успех произведения историка обусловлен не только тем, что в одном произведении он собрал множество фактов о народах и событиях своего времени. Он также продемонстрировал высокое искусство рассказчика, приблизив свою «Историю» к эпосу и сделав ее захватывающим чтивом как для современников, так и для людей Нового Времени. Большинство фактов, изложенных им в книге, впоследствии были доказаны в ходе археологических раскопок.

Личная жизнь

Биография Геродота дошла до наших дней лишь в виде обрывочной информации, в которой невозможно найти данные о собственной семье ученого, о том, была ли у него жена и дети. Известно лишь, что историк был любознательным и общительным человеком, легко сходился с людьми и умел проявлять поразительную настойчивость в поиске исторически достоверных фактов.

Смерть

Геродот предположительно скончался в 425 году до нашей эры. Место его захоронения неизвестно.

Уже в древности труд Геродота относили к самым замечательным произведениям историографии. Аристотель в «Поэтике» (IX), устанавливая принципиальное отличие истории от поэзии, приводит в пример Геродота, считая его, очевидно, наиболее выдающимся историком.

Причиной были не только его научные заслуги, но и блестящий талант рассказчика, мастера художественной прозы, сумевшего из самых разнообразных материалов - собственных наблюдений и изысканий, легенд, мифов, исторических анекдотов, устных рассказов, документальных данных, трудов своих предшественников и т. п. создать яркое и цельное по своему характеру произведение. Оно было делом всей его жизни, и в нем он рассказал о событиях величайшего мирового значения - греко-персидских войнах, предопределивших весь ход исторического процесса в Элладе.

В то же время труд Геродота удивительно верно и полно отражает черты греческого национального характера той далекой поры. Прожитая им жизнь, а особенно обширные и длительные путешествия наложили свой отпечаток на его произведение. К сожалению, биографические данные о нем являются крайне скудными: по существу мы располагаем только краткими, малосодержательными и не очень точными справками в статьях словаря Суды. новелла геродот персидский ионийский

Некоторое представление о его путешествиях можно получить из его труда. Время его рождения обычно устанавливается на основании цитаты из сочинения писательницы Памфилы, жившей при императоре Нероне. Она сообщает, что к началу Пелопоннесской войны Геродоту было 53 года. Так как эта война началась в 431 г. до н. э., мы получаем 484 г. до н. э. как дату рождения историка. То, что Пелопоннесская война началась еще при жизни Геродота, видно из рассказа о вторжении спартанцев в Аттику в начале войны и опустошениях, которые они там учинили (IX 73).

Так как Геродот знает о выселении жителей Эгины в 431 г. до н. э. (VI 91), но ни словом не упоминает об их истреблении в 424 г., становится ясно, как остроумно заключил Якоби, что к этому времени историка уже не было в живых. Он не упоминает и о персидском царе Дарии II, правившем с 425 г. до н. э., что при живом интересе «отца истории» к Востоку, и особенно к Персии, вряд ли могло бы иметь место, если бы этот царь вступил на престол при его жизни. Следовательно, Геродот умер между 431-425 гг. до н. э.

Указанные даты его жизни подтверждаются и общими соображениями, вытекающими из содержания его труда. Описывая события греко-персидских войн, он часто ссылается на устные рассказы участников и очевидцев, людей старшего поколения.

Родина Геродота, малоазиатский город Галикарнасс, был основан греками дорического племени, но там жили и многие представители местного племени карийцев, смешавшиеся с греками. Карийское имя носил отец Геродота Ликс и дядя его (или двоюродный брат) Паниасид.

Последнего предание причисляет к выдающимся эпическим поэтам, и это дает основание предполагать, что занятие литературным творчеством было традиционным в семье историка. В Галикарнассе он с детского возраста наблюдал, как прибывают в гавань корабли из самых отдаленных стран Востока и Запада, и это могло заронить в его душу желание познать далекие и неведомые страны.

В молодом возрасте он принял участие в политической борьбе, выступив против Лигдамида, тирана Галикарнасса. В этой борьбе погиб его дядя Паниасид, сам же Геродот оказался вынужденным покинуть родину. Он прибыл на остров Самос, который был одним из самых богатых и развитых ионийских государств. Мощный флот Самоса в недавнем прошлом контролировал морские пути в Западном Средиземноморье.

Живя там, любознательный и общительный галикарнассец быстро освоился с интересами тамошней жизни. В своем труде он обнаруживает прекрасную осведомленность в местной истории. Наиболее ярко это проявляется в его рассказе о гибели самосского тирана Поликрата, в связи с которой он приводит различные варианты традиции. Он знает даже, где Поликрат принимал прибывшего к нему вестника от персидского наместника Оройта, как протекала беседа.

К этому гостеприимному острову, приютившему его в трудную минуту жизни, он относился с особой любовью, поэтому он назвал его «наиболее выдающимся из греческих и варварских государств» (III 139). Вскоре предприимчивый галикарнассец покинул Самос и отправился в дальнейшие путешествия. Для него началась жизнь, полная странствий: он путешествовал по суше и плыл на корабле (желая точнее узнать об египетском божестве Геракле, он отплыл в финикийский город Тир) (II 44).

Когда, в каком порядке и на какие средства он совершал свои путешествия, при данном состоянии источников установить нельзя. Они длились, по-видимому, не менее 10 лет, если учитывать дальность его путешествия и тогдашние транспортные средства. Поскольку около 445 г. он уже читал в Афинах части своего труда и получил за это награду, можно допустить, что время путешествий Геродота падает на 455-445 гг.

Более всего Геродота привлекал Восток, культурные достижения которого вызывали у него нескрываемое восхищение. Он объездил огромное пространство от Ливии до Вавилона, Ассирии и Акбатан (I 98; V 89 - наибольшую из крепостных стен Акбатан он сравнивает с обводной стеной в Афинах). Особенно его поразило виденное в Египте, где он пробыл три месяца, поднявшись вверх по Нилу до острова Элефантины. Отсюда он отправился в дальнейшие путешествия. Обширную информацию в Египте он собирал как от местных греков и смешанного грекотуземного населения, так и от жрецов (пользуясь, разумеется, услугами переводчиков: в Египте их оказалось так много, что он принял их за особое сословие).

Второй район путешествий Геродота обнимает собой Малую Азию, Геллеспонт и Северное Причерноморье до милетской колонии Ольвии, расположенной в устье Днепро-Бугского лимана. Труд его обнаруживает хорошее знакомство автора с Эфесом, долиной Меандра, Сардами, Тевтранией, Илионом, Лесбосом, Геллеспонтом.

Об Ольвии он рассказывает как очевидец, называя имена людей, с которыми он там беседовал. Третьим районом путешествий Геродота были греческие государства Балканского полуострова и островов Эгейского моря. Он прекрасно ориентируется в районах Аттики и в самих Афинах (ср., например, V 77, где он как очевидец описывает посвящения на афинском акрополе), был в Фивах (V 59: «Кадмейские письмена я сам видел в храме Аполлона Исменского в беотийских Фивах») и Дельфах.

Ему хорошо известны посвящения Креза в Дельфы, их местоположение: среди них он называет золотую кропильницу с надписью, сделанной спартанцами, в которой они называют себя жертвователями. «На самом деле и эта чаша - дар Креза, а надпись начертал один из дельфийцев в угоду лакедемонянам: имя его я знаю, но не назову» (I 51).

Как справедливо отмечает С.Я. Лурье, такую информацию мог иметь писатель, ставший в Дельфах своим человеком. По-видимому, Геродот объездил и Пелопоннес, побывав на Истме, где он видел захваченную греками в бою финикийскую трирему, посвященную богам (VIII 121), в Сикионе, где он посетил святилище Адраста (V 67), в Тегее (ср. IX 70, где говорится о посвящениях в храме Афины Алей). Он побывал и на островах - Делосе (II 170), Фасосе, Закинфе и многих других. Не оставил он без внимания и север Балканского полуострова.

Характер описаний, относящихся к Македонии и Фракии, таков, что они могли быть сделаны только очевидцем (ср. V 17). К правящей династии Македонии автор проявляет особую симпатию, всячески стараясь завуалировать персофильскую позицию царей Македонии в греко-персидских войнах.

Как человек, охотно и много странствовавший, а также близкий к правящим политическим кругам в Афинах, Геродот принял участие в основании общеэллинской колонии Фурии. Стремясь упрочить влияние Афинского морского союза на юге Италии и одновременно сплотить всех эллинов вокруг Афин, Перикл в середине 40-х годов V в. до н.э. задумал основать на месте разрушенного кротонцами города Сибариса колонию афинян и их союзников.

К участию в этом предприятии приглашались все желающие. За деятельное участие в руководстве основанием Фурий Геродот был прозван фурийцем, и это имя сохранилось за ним у ряда античных авторов. Вместе с Геродотом участие в основании колонии приняли философ Протагор, афинский политический деятель Ксенократ, милетский архитектор Гипподам. Вероятно, уже живя в Фуриях, историк совершил путешествия по западной части Средиземноморья л побывал в Сицилии (Сиракусах - VII 153).

В Фуриях, однако, вскоре началась борьба между проафинскими и проспартанскими элементами. Геродот нигде не упоминает этой колонии, но хорошо знает местность, где она была основана. Он называет Сибарис (V 44-45; VI 21), Метапонт (IV 15), знаком с местными сюжетами Кротона (история Демокеда - III 129-138), Тарента (Арион - I 24). Мы находим у него сравнение Скифии с югом Италии (IV 99). Обстоятельства смерти Геродота точно неизвестны. Не исключено, что из Фурий он вернулся в Афины, где и умер, как предполагает Майрс.

В античности произведение Геродота обычно цитировали как «Истории» (так оно названо в Линдосской хронике). Предполагают, что свой труд он выпустил в свет в Фуриях, но точных данных на этот счет традиция не сохранила. Аристотель в «Риторике» следующим образом цитирует начало труда Геродота: «Геродот фуриец представляет нижеследующее изыскание».

У Аристотеля Геродот называет себя фурийцем, но за точность цитирования здесь поручиться нельзя. Во всех дошедших до нас рукописях это же начало сохранилось в следующей редакции: «Это есть изложение исследования Геродота галикарнассца».

Так как Аристотель даже переставил слова, можно допустить, что он цитировал это начало по памяти. Плутарх в своем трактате «О злонравии Геродота» пишет: «Человеку, который считает себя галикарнассцем, хотя другие и называют его фурийцем...». Отсюда видно, что Плутарх был склонен цитировать начало труда Геродота в том виде, как оно сохранилось до нашего времени.

Так как Плутарх был выдающимся ученым и библиофилом (он обладал одной из лучших библиотек в Греции), следует считать, что у него был проверенный экземпляр труда Геродота, восходящий к авторскому оригиналу и редакции. В этом знаменитом введении Геродот говорит о теме своего труда: «Это есть изложение исследования Геродота галикарнассца, [представленное] для того, чтобы от времени не изгладилось в памяти все, что совершено людьми, а также чтобы не заглохла слава о великих и достойных удивления деяниях, совершенных частью эллинами, частью варварами, что касается как всего остального, так и причины, по которой между ними возникла война».

Смысл этого знаменитого введения Майрс интерпретирует следующим образом:

• 1. То, что совершено людьми, обладает ценностью для человечества и достойно того, чтобы спасти его от забвения.
• 2. Великие подвиги не являются монополией какого-либо одного народа, и это относится также к греко-персидским войнам, которые имеет здесь в виду Геродот.
• 3. Эти подвиги не являются случайностью, но имеют свои причины, которым должно быть дано объяснение. Настоящее обусловлено прошлым, а прошлое имеет ценность для настоящего, как опыт, могущий быть использованным в будущем.

Ставя перед собой задачу описать «совершенное людьми», Геродот следовал эпической поэзии, воспевавшей - славу мужей. Но главная цель труда Геродота, подчеркнутая в конце цитированного введения, заключалась в описании войны между эллинами и варварами, т.е. греко-персидских войн. Замысел этот обладал особой привлекательностью и новизной.

Пришел ли он к этой идее до того, как приступить к созданию своего труда, или же он подходил к ней постепенно, по мере накопления материала? Иными словами, какова история труда Геродота? Якоби (которому в данном вопросе следует и С.Я. Лурье) убедительно доказывал, что труд Геродота не был составлен по заранее продуманному плану, но постепенно вырастал и оформлялся по мере накопления материала. Основанием для такого предположения служит то обстоятельство, что сам Геродот придавал значение самостоятельных произведений тем частям своего труда, которые обладают тематическим единством.

Он постоянно ссылается на отдельные логосы - египетский, скифский и т. п., которые, как предполагают некоторые исследователи, были написаны им до создания своего универсального труда.

Среди них мы встречаем две ссылки на ассирийский логос (I 106, 184), которого труд Геродота не содержит. Возможно, что Геродот закончил его, но не включил в окончательную редакцию своего труда, так как он выпадал из общей схемы: Ассирия не успела стать объектом персидских завоеваний, будучи задолго до образования персидской державы разгромлена войсками мидян (а Геродот поочередно описывает те страны, которые захватили Ахемениды, начиная с основателя династии Кира до похода Ксеркса на Элладу).

Иногда Геродот отсылает читателя к определенным частям своего труда, основываясь на своем авторском делении (V 36:) «Как было показано мною в первом логосе»; ср. также I 175; II 38; VI 39) но выяснить, каким оно было, не представляется возможным.

По-видимому, Геродот готовил части своего труда таким образом, что они обладали известной самостоятельностью. Но поручиться за то, что он с самого начала работы имел уже готовый план всего произведения, как оно сохранилось до нашего времени, нельзя.

Сейчас уже трудно себе представить, как технически осуществлялась работа «отца истории» над своим произведением. Вряд ли все, что мы находим в его труде, было написано автором по памяти. Скорее всего, бывая в разных странах и городах, Геродот составлял для себя краткие заметки. Позднее они подвергались литературной обработке, и так возникали логосы. Первоначально собранный материал дополнялся на основании других источников (литературных, документальных, устных рассказов и т. п.).

В составе египетского логоса мы можем выделить сюжеты, развернутые до размера новеллы (как, например, рассказ о сокровищнице Рампсинита - II 121) и оставшиеся краткими заметками (как рассказ о царице Нитокрис - II 100). Композиционно все произведение Геродота делится на две части.

Первая, заканчивающаяся главой 27 пятой книги, излагает историю Лидии в связи с походами Кира, подробно рассказывает о Египте, ставшем объектом завоевательного похода сына Кира Камбиса, повествует о внутренней истории Персии в связи с воцарением Дария; далее описывается поход Дария против скифов (и поэтому детально рассказывается о Скифии). К этой же части труда примыкают ливийский (персы собирались завоевать Ливию) и фракийский логосы. Вся первая часть представляет собой как бы разросшееся введение, в котором преобладают этнографические и географические экскурсы. Разделы ее в значительной мере самостоятельны: мы ясно выделяем здесь лидийский, египетский, скифский, киренский, ливийский и фракийский логосы.

Вторая часть, которую следует считать главной, посвящена истории греко-персидских войн. Она распадается на три раздела. Первый излагает события ионийского восстания (V 28-VI 32), второй рассказывает о походе Дария, «мстившего» материковым грекам за помощь, оказанную восставшим ионийцам («афиняне и эретрийцы оказали им помощь кораблями, и эти корабли положили начало бедам, выпавшим на долю эллинам и варварам» - VI 97), третий содержит историю похода Ксеркса.

Описанием сражения при Сесте труд Геродота заканчивается, вернее, обрывается. Является ли это результатом несовершенства литературной техники или же Геродот просто не успел его закончить - решить этот вопрос со всей определенностью нельзя, но есть основания предполагать, что Геродот собирался продолжать свой труд. В VII 213 он обещает рассказать о смерти предателя Эфиальта в «последующих логосах», но сделать этого, по-видимому, не успел.

В эту схему, саму по себе довольно сложную и разветвленную, включены многочисленные отступления и экскурсы, которые Геродот сам называет «добавлениями» и говорит о них, как о характерном признаке своего труда с самого его начала (IV 30). Благодаря этим отступлениям его труд содержит колоссальное богатство материала. Перед читателем открывается обширный мир древних цивилизаций Востока и Запада, в который автор проникает с наивным и жадным любопытством ионийского грека, пытающегося осмыслить со своей эллинской точки зрения все то, что он видит и слышит. Удивительные происшествия, случаи из жизни великих людей и правителей (или даже обыкновенных смертных), странные с точки зрения грека обычаи варварских народов, колоссальные сооружения, поразительные явления природы, невиданные животные и растения - обо всем старается автор рассказать, не упуская из виду главную сюжетную линию, образующую обрамление.

С художественной точки зрения стиль Геродота принято называть новеллистическим. Принять форму новеллы мог исторический факт, предание, легенда, сказка и даже басня. К характерным чертам новеллы у Геродота относятся ее историческое обрамление, сжатость формы, отточенная, меткая и часто афористическая речь, логическая и художественная полнозначность деталей.

Мы сталкиваемся здесь с рельефно очерченными характерами, перед нами выступают иногда типические фигуры в типических обстоятельствах (например, придворные, предостерегающие своих властителей, - Санданис у Креза - I 71, Артабан у Ксеркса - VII 8, Артабаз у Мардония - IX 41).

С народными устными рассказами Геродота связывает помимо синтаксических особенностей языка и пристрастие к вещим снам, чудесным предзнаменованиям, излюбленным числам. Кроме устного народного творчества, влияние которого на Геродота было очень сильным, он испытал на себе и влияние ионийской литературной традиции, в частности того жанра, который в древности назывался «милетскими рассказами».

Сюжетной законченностью и высокими художественными достоинствами обладают новеллы о сокровищнице Рампсинита (II 121), о Солоне и Крезе (I 29), о жене перса Интаферна (III 118), о Периандре и его сыне Ликофроне (III 50), о Поликрате (III 125), о Кипселе и Периандре (V 92), о происхождении спартанского царя Демарата (VI 61), проникнутая тонким юмором новелла о сватовстве к Агаристе (VI 126), новелла о Ксерксе, его брате Масисте и Артаинте (IX 108), которую С. Я. Лурье (указ, соч., с. 203) назвал «жутким романом».

Одним из наиболее ярких образцов новеллистического искусства Геродота может служить новелла о лидийском царе Кандавле, его жене и хитром оруженосце Гигесе (I 7-13). Она особенно интересна тем, что мы можем указать на ее источник - народную лидийскую легенду-сказку, объяснявшую происхождение сказочных богатств лидийского царя Гигеса.

В варианте, близком, по-видимому, к фольклорному, она приведена в «Государстве» Платона (II, 359 D). Там рассказывается, как пастух Гигес приобрел волшебное кольцо, которое делало его невидимым. Сумев обольстить жену лидийского царя, он вместе с ней убил последнего и захватил власть в государстве.

Геродот отбросил сказочный элемент, и действие его новеллы носит реалистический характер. Лидийский царь Кандавл решил похвалиться красотой своей жены, показав ее обнаженной своему телохранителю Гигесу, и оскорбленная женщина заставила Гигеса убить ее супруга и жениться на ней. Сжатость формы не помешала вылепить яркие и полнокровные образы: перед нами как живые выступают глупый и хвастливый царь Кандавл, его хитрый оруженосец, пылкая, решительная и гордая жена Кандавла - настоящая лидийская Клитемнестра.

Не менее замечателен тонкий юмор, разлитый по всей новелле, проникнутой поистине аттической солью: он придает ей особую привлекательность. Растерявшийся вначале, но затем быстро оценивший обстановку Гигес забавен, еще более смешон Кандавл, с настойчивостью глупца добивавшийся осуществления своего замысла, приведшего его к столь печальному концу. Юмор подчеркнут авторскими ремарками («суждено, видно, было Кандавлу попасть в беду»), трижды повторяется своеобразная альтернатива, предложенная женой Кандавла Гигесу («или, убив Кандавла, получить и меня и лидийское царство, или самому сейчас же умереть»). Заметно ироническое отношение грека к некоторым восточным обычаям. Стыд, который вызывало у варваров обнаженное тело, мог показаться греку, проводившему большую часть дня обнаженным на палестре, нелепым и смешным предрассудком. Вся новелла носит ясный отпечаток драматизации. Мы находим в ней пролог, действие, развязку. Историческое обрамление ее напоминает логографов: исследуется генеалогия лидийских царей, возводимая к Гераклу.

Характерна и интонация новеллы, рассчитанная на устное произношение, нанизывающее построение фраз, свойственное народным сказкам («...воцарился Кандавл, сын Мирса... Этот вот Кандавл был страстно влюблен в свою жену... любя ее, он считал...»). Черты народной сказки в еще большей степени свойственны новелле о сокровищнице Рампсинита. Для оживления рассказа Геродот чередует веселые сцены с мрачными, жестокими происшествиями - например, ужасное вынужденное братоубийство со сценой спаивания сторожей.

Он стремится рассказать об удивительном, поражающем воображение, и с наивным простодушием готов удивляться всему: и победам олимпиоников (VI 36, 103; VIII 47), и победам полководцев (IX 64), открытию искусства дифирамба наравне с пайкой металлов (I 23, 25). Манера исторического повествования Геродота неотделима от его новеллистического стиля. Античная историография до самого конца своего существования чаще всего ставила перед собой иные задачи, чем современная: ее больше занимала художественная сторона, чем достоверность сообщаемых фактов и научность их интерпретации.

Лишь в редких случаях она поднимается до истинного понимания причин событий, научного анализа или широких обобщений. Труд Геродота не составляет исключения из этого правила. Исторические деятели, выведенные в нем, выступают перед нами произносящими речи, спорящими, советующимися с богами. Характерным примером такой драматизации может служить рассказ о подготовке похода Ксеркса. Он открывается сценой совещания при царе, на котором выступают самые знатные персы (VII 8).

Мы встречаем среди них сторонников похода (Мардоний) и его противников (Артабан). Речи царя и лиц, выступающих в совете, построены с большим искусством, содержат обильную аргументацию и украшены сравнениями, делающими доводы выступающих особенно убедительными. Ксеркс гневно отчитывает Артабана, не советующего выступать в поход. Однако ночью Ксерксу снится вещий сон, побуждающий его не отменять похода. Сон этот повторяется. Тогда Ксеркс призывает Артабана и приказывает ему надеть его, Ксеркса, платье, усесться на трон и затем улечься спать на царское ложе - не приснится ли и ему такой же сон. Артабан вынужден исполнить царский приказ, ему снится все тот же губительный сон. Под влиянием этого сна Артабан меняет свое мнение.